В 1962 году стену гостиницы «Агидель» в Уфе украсила скромная табличка, свидетельствующая о том, что когда-то на этом месте стоял дом, где родился и жил великий русский живописец Михаил Нестеров. В тот год отмечали 100-летие со дня рождения знаменитого уфимца. В начале 2000-х в реформаторском пылу (капремонт отеля) табличку снесли и восстановили в качественно новом виде лишь в 2012-м, к 150-летию художника. Эта табличка да музей, носящий имя М.В. Нестерова с памятником около него, – главное, что напоминает горожанам о человеке, на весь мир прославившем Уфу и подарившем ему бесценную коллекцию русской живописи.
Купеческий сын
Согласно Справочной книге г. Уфы за 1911 год, М.В. Нестерову принадлежит земельный участок под № 14 (рядом с Дворянским собранием). До осени 1914 г. художник владел двумя соединёнными каменными воротами домами по красной линии улицы Центральной. К тому времени его родители и сестра умерли. В последний раз Нестеров приезжал в Уфу в сентябре 1914 г., как он сам писал, «кончать с домом». Усадьбу приобрело Уфимское губернское земство, один из домов позже арендовал Губернский книжный склад – его облик запечатлён на снимках, сделанных в 1917-1918 годах Аполлонием Зирахом с балкона Аксаковского народного дома.
В годы революции бывший дом Нестерова занимала библиотека, а в годы НЭПа - пивная. Вот бы «порадовался» бывший хозяин, если бы приехал на родину! Но он не приезжал, хотя помнил и любил Уфу всегда: в его воспоминаниях «О пережитом» она занимает одно из главных мест. В середине 1920-х всё же было признано, что усадьба Нестерова имеет «государственное и историческое значение».
В описи недвижимого имущества Василия Ивановича Нестерова от 1897 г. содержится подробное её описание: «Деревянный дом с антресолями (встроенный в высокое помещение дополнительный полуэтаж. - авт.), каменные службы, каменный флигель, крытые железом, баня и сад». В левом от ворот доме и родился 19 мая (31-го по новому стилю) 1862 г. Михаил Васильевич Нестеров. В прежней Уфе хорошим считался не каменный, а деревянный дом: такие срубы были теплее, а для эстетики и большей сохранности их штукатурили или, как нестеровский, обкладывали кирпичом и украшали лепниной. А признаком богатства была железная крыша. В подобных домах жили многие состоятельные уфимцы.
Эта самая состоятельность часто губила природные таланты: часто юноши зарывали их, поддавшись уговорам о необходимости сохранения семейного дела. Вот и маленькому Мише приходилось стоять за прилавком отцовской лавки в Гостином дворе. Но торговать он мог, по его же признанию, лишь фольгой для икон и сосками. Да и то без большого удовольствия.
И как же повезло, что отец не препятствовал его «художеству», несмотря на то, что Миша-гимназист учился, мягко говоря, не слишком усердно. Единственное, что ему нравилось - уроки рисования. Художник… Его волновало уже одно это слово. «Был тогда в Уфе художник - Тимашевский. Портреты писал. Его в городе уважали. Художник тогда был в Уфе в диковинку. Он идёт по улице, а на него пальцами указывают: «Тимашевский идёт!», - рассказывал Михаил Васильевич о своих догимназических годах биографу и другу Сергею Дурылину.
Первая и истинная любовь
Почему всё же отец Михаила поверил людям, профессию которых он уважал вряд ли больше, чем балаганных театралов? Может, потому, что наслышан был о своём собрате по купечеству Павле Михайловиче Третьякове - более богатом, а, стало быть, высоко ценимом в купеческой среде? Если уж сам Третьяков, потратив громадные деньги, собрал целую картинную галерею, значит, дело это не пустячное. Во всяком случае, сыну Василий Иванович сказал, что признает его как художника не после званий и медалей, а только когда его картина будет в галерее у Третьякова.
Ну а пока, чтобы приучить к самостоятельности, родители отвезли 12-летнего сына в Москву. Но с учёбой как-то сразу не заладилось и там: «Учились мы не очень ретиво, - вспоминал Михаил Васильевич. - Именно там я привык лениться. Там у меня появились первые сомнения в себе, и если бы не ряд последующих событий, может быть, не много бы вышло из меня толку». Но что это за события и почему они так повлияли на творчество художника? Ответ в том, что в 24 года, когда всё только начинается, а жизнь кажется нескончаемой и бесконечно радостной, Нестеров потерял свою любимую...
А уже в мае следующего года Нестеров жену похоронил. Вместо «огромного, невероятного счастья» (у супругов родилась дочь) пришло что-то «страшное, непонятное». Много лет спустя Михаил Васильевич писал: «Любовь к Маше и потеря её сделали меня художником, вложили в моё художество недостающее содержание, и чувство, и живую душу…».
Каждый год, приезжая в Уфу на рождественские праздники, он заезжал в маленький дом с мезонином в Старой Уфе, куда его «вело воспоминание о Маше, о первой и самой истинной любви». Ныне на месте этого дома на углу нынешних улиц Сазонова и Кавказской - пустырь...
«Настоящий художник»
«Мастерская у меня очень удобная, в три окна, и больших. Словом, в подобной мастерской я работаю впервые», - писал из Уфы Нестеров в конце декабря 1888 г. другу. Работал художник во флигеле родительского дома. В Художественном музее им. М. Нестерова хранится документальное подтверждение этого факта. На небольшом холсте с названием «В Уфе» изображён вид с крыльца флигеля (а, возможно, из его дворового окна) на Торговые ряды и строящуюся Александровскую часовню. Хорошо видна деревянная арка между домами, позже заменённая каменной. Судя по воспоминаниям Михаила Васильевича и сохранившимся его письмам из Уфы, картина написана весной 1889 года. Нестеров приехал тогда в родной дом, гордый тем, что выполнил наказ отца: картину «Пустынник», также написанную в Уфе, приобрёл для своей галереи Павел Третьяков: «Весной с одним из первых пароходов я, счастливый, уехал в Уфу, где и был принят на сей раз как настоящий художник».
В Уфе в 1889-1890 гг. увидело свет и принёсшее Нестерову всероссийскую славу «Видение отроку Варфоломею». Здесь же в июле 1906-го, художник приступил к работе над портретом дочери Ольги - знаменитой «Девушкой в амазонке».
Мысль о портрете пришла ему случайно, после прогулки Ольги верхом. Увидев её только что сошедшей с лошади, Нестеров воскликнул: «Стой, не двигайся, вот так тебя и напишу!» Ольга Михайловна вспоминала, что позировала отцу на лужайке в саду за домом. Пейзаж появился позже - Нестеров нашёл его в окрестностях Уфы, на берегу Белой.
Сокровища в дар
Ещё в 1906 г. у Нестерова родился замысел об устройстве в Уфе музея с картинной галереей. Он предлагал использовать для этого часть своей усадьбы и даже заказал проект набиравшему популярность архитектору Щусеву. И с самого начала предполагал передать галерею в подарок родному городу. Но дело затянулось, а в конце 1908-го уфимские власти через сестру Нестерова Александру Васильевну поинтересовались: не хочет ли художник поддержать идею о картинной галерее как части задуманного Аксаковского народного дома? И совсем скоро Нестеров с восторгом пишет Турыгину: «Аксаковский народ. дом и при нём Нестеровская карт. галерея торжественно заложены 30-го апреля. В ответ на моё приветствие 30-го вечером получил следующую телеграмму: «Великому художнику, носителю заповедных идеалов Святой Руси Михаилу В-чу Нестерову за горячее сочувствие сердечный привет Аксаковского комитета и русское спасибо его земляков-уфимцев. Председатель губернатор Ключарев».
14 (по новому стилю 27) сентября 1909 г. было объявлено, что «уроженец г. Уфы известный художник М.В. Нестеров приносит в дар родному городу своё собрание картин, как своих, так и других русских художников».
В ноябре 1917-го Нестеров передал своё собрание картин (будущий дар Уфе) на хранение архитектору Илье Евграфовичу Бондаренко, работавшему тогда в комиссии по охране памятников старины. А сам уехал в Армавир, позже надолго отрезанный от Москвы фронтами гражданской войны. В октябре 1919 г. небольшой пароходик доставил в Уфу 40 ящиков с собранием Нестерова. Оставшееся в московской квартире Бондаренко прочее имущество художника, в том числе картины, эскизы и т.п., было разграблено.
Помещение в Аксаковском народном доме не было готово к размещению экспозиции (не работало отопление), и Бондаренко сумел выбить под неё особняк лесопромышленника Лаптева (тогда же, кстати, арестованного и вскоре расстрелянного). А 5 января 1920 г. Уфимский пролетарский музей был открыт.
Нестеров всегда поддерживал с музеем связь, помогал формировать его экспозицию. В августе 1927 г. благодаря хлопотам художника её пополнили 15 работ русских живописцев. Но Нестеров пытается добыть для своего детища ещё и скульптуры - Антокольского, Коненкова, Голубкиной. И с гордостью пишет: «Уфимский музей, говорят, один из лучших в провинции, да он и не провинциальный, он столичный, ибо г. Уфа - столица Башреспублики».
В своём «художестве» Нестеров всегда оставался «своеобычным». За что и подвергался нападкам - как с той, так и с другой стороны. При вступлении в Союз писателей уже знаменитый художник, лауреат Государственной премии Нестеров в числе прочих титулов упомянул и не ценимое пролетарской властью, полученное ещё до революции звание «Почётный гражданин города Уфы». Но почему после 1917-го Нестеров так и не появился в родном городе, где когда-то был так счастлив? Может, просто боялся, вернувшись, это ощущение потерять? Так и осталась Уфа для него навсегда городом счастья.
Творческий тандем Башдрамтеатра Уфы выдвинут на госпремию им. С.Юлаева 
«Время рассудит, что к чему». Директор музея в Уфе о скандалах и художниках 
«Актуальное – значит на потребу». Художник из Уфы о современном искусстве 
Хабиров рассказал о художниках, которые вдохновились Башкирией 
В Уфе открылась выставка, посвященная 90-летию Союза художников Башкирии