Актёр Республиканского русского драмтеатра Тимур Гарипов свободно существует в разных театральных эстетиках – будь то русская психологическая драма, английская комедия положений или итальянская комедия масок. Его талант многогранен: он снимается в кино, выпускает программы, где выступает как музыкант и чтец, ведёт театральную студию. Минувший сезон актёр закрыл главной ролью – герцога Просперо в постановке шекспировской «Бури».
Характер от деда
Светлана Истомина, «АиФ-Башкортостан»: – Тимур, почему театр обратился к одной из самых сложных и рисковых в плане постановки пьес Шекспира? В чём она созвучна сегодняшнему дню?
– Почему обратился – вопрос к режиссёру и худруку. А что касается тем, их несколько. В этом и гений Шекспира – он поднимает общечеловеческие, моральные проблемы, актуальные во все времена. Например, что заставляет добиваться власти и всеми средствами удерживать её? Или тема мести: почему человек идёт на это, хотя прошло много лет и можно уже переосмыслить, простить? Но это чувство только растёт и приводит к тому, что ты готов убить брата, и не только его. Ещё одна вечная тема - страх потерять собственное лицо и ужас от того, что это случилось. Или ученик, не оправдавший надежд: за это Просперо и возненавидел Калибана. Хотя разве тот виноват, что Просперо возомнил себя великим учителем?
Актуальность в том, что человек не меняется по сути своей: меняется всё вокруг, а он во многом остаётся прежним. Как говорится, «какой в колыбельке – такой и в могилку».
– Впервые вы вышли на сцену ещё будучи студентом. Что повлияло на ваш профессиональный выбор – дед и бабушка?
- Мой дед, заслуженный артист республики Газим Гильманович Гарипов, в 60-70-е служил в Башдрамтеатре, куда их с бабушкой приняли после окончания театрального училища. Но дед посчитал, что в семье хватит одного актёра, поэтому бабушка переключилась на работу по линии Академии наук, открыла в Уфе детский сад № 200 (УНЦ РАН. – прим. редакции) и много лет заведовала им. В детстве, когда мы с родителями и братом приехали в Уфу из Свердловска, достаточно долго, пока отец не получил квартиру, жили у дедушки с бабушкой.
К сожалению, я не видел деда на сцене, в том возрасте мне это ещё не было интересно. Поэтому на мой выбор профессии он не повлиял. Но повлиял в другом: он был весёлый, позитивный, и во многом этими качествами я обязан ему.
К слову, и дед со стороны мамы был артистом – он служил в театре оперетты, который одно время работал в Уфе. Так что, видимо, всё же это гены.
Маска сброшена
– Вы заняты почти в половине спектаклей текущего репертуара. Но зрители порой ностальгируют по тем, которые ушли в архив. Есть роли, с которыми вам было жаль прощаться, которые вы могли бы играть и развивать?
– Каждый сезон театр выпускает 5-6 премьер, какие-то постановки снимаются. Уходят артисты, а равноценной замены нет. Прекрасная постановка «Приглашаю в вечность, Ваше Величество!..» – но ушёл Владимир Васильевич Прибылов - наш Соломон...
Бывает, спектакль теряет актуальность или актёры, по мнению режиссёра, не делают то, что требуется. Так, комедия положений «№ 13» шла с аншлагами. Но на каком-то этапе Михаил Исакович Рабинович счёл, что происходящее на сцене не совпадает с его замыслом. А артист - человек подневольный: как бы он ни хотел играть роль, имеет то, что имеет…
А если пофантазировать… Хороший был спектакль «Комната сына». Он, конечно, трагический, но и терапевтический. Переживать поднятые в нём темы – хорошая душевная терапия, и есть простор для развития роли.
– Вам знакома актёрская проблема, когда «маска прирастает к лицу»: играя того, кем не являешься, незаметно для себя им становишься. Бывает, что превращаетесь в злодея, циника, резонёра?
– Бывает… Это профессиональное. Например, когда Станиславский играл доктора Штокмана, в тот момент не было человека добрее. Подчинённые этим пользовались - шли к нему подписывать бумаги. Прознав это, директор стал ограждать Константина Сергеевича от таких ходоков.
Любая роль оставляет след. Та же «Комната сына»: отец, потерявший ребёнка, отказывается признать, что был плохим родителем и потерял сына ещё раньше. Если вникать в это серьёзно, начинаешь копаться в себе, где-то пересматриваешь и свои отношения с сыном.
Но вообще «в миру» стараюсь снимать маски своих персонажей. Тем более, мои герои, как правило, типы отрицательные, их влияние на мою жизнь и жизнь моей семьи очень нежелательно.
– А как бы вы обозначили своё амплуа?
– Первое определение дал критик, наблюдавший мою игру в «Вашей сестре и пленнице…»: Гарипов - артист-неврастеник. Когда ставили «Скупого», режиссёр Паоло Эмилио Ланди заключил: «Ты никакой не комический артист!». А когда опять же с Паоло репетировали сцену из «Венецианских близнецов», мы с Володей Латыповым разыгрались, веселимся, а Паоло из зала кричит: «Оба дураки!». Ну и какое у меня амплуа? (смеётся).
На одной волне
– Вы много лет преподаёте в школьной театральной студии. Что это даёт вам как актёру?
– Театральные студии и кружки - обычная практика для артиста. В нашей студии в пятом лицее занимаются около десятка старшеклассников, и занимаются охотно. Я перечитываю множество пьес с драматургических конкурсов, выбираю для постановки ту, которая будет полезна ребятам-актёрам, которая отзывалась бы у них... И, конечно, у меня. Что это мне даёт? Помогает развиваться как актёру, как педагогу.
– А как к этому относится семья? У вас ведь большая нагрузка в театре….
– Мне повезло с семьей, с женой: мы с ней на одной волне, театр - одна из граней нашей общей судьбы. Юлия - мой помощник и советчик по жизни, а что касается студии – ещё и суперорганизатор. Как человек тонкий и образованный в сфере искусства, она подмечает малейшие нюансы, поэтому её оценка для меня важна. Она посещает все мои премьеры: во-первых, ей это интересно, во-вторых, чтобы понимать, почему муж два месяца отсутствовал дома (смеётся).
– А для преподавания студентам – будущим актёрам ещё не созрели?
– Лет через 10 возможно. Пока нет. Не хочу быть учителем лишь номинально. Ведь учитель – не просто тот, кто обладает знаниями. Это человек цельный, у которого есть понимание, выстраданное отношение. Люди придут получить что-то, что должны будут нести дальше, а через меня им это не придёт. Со стыда можно сгореть…
В своём репертуаре
– На гастролях в других регионах отмечаете особенность местной публики? Где, по вашим наблюдениям, она более эмоциональная и благодарная?
– В любом городе зритель идёт в театр не потому, что ему больше некуда пойти: вокзал закрыт, в полицию не забрали, домашние «достали» - и он подумал: «Пойду-ка я в театр…». Везде люди идут на спектакль за впечатлениями, с желанием увидеть живых артистов, вместе попереживать и порадоваться. Это основной мотив, раз человек решил потратить 2-3 часа, да ещё заплатить за это. А артист, выходя на сцену, никогда не знает, кто придёт сегодня и как его встретит зал - он каждый вечер разный. И так всегда и везде. Поэтому обозначить какие-то отличия трудно.
– На сцене Русдрамы вы уже больше 30 лет. Всё устраивает? А если бы в театре другого крупного города вам сделали «предложение, от которого трудно отказаться»?
– Если я сменю театр, всё надо будет начинать с нуля - драматическому артисту трудно влиться в другой репертуар, чужую труппу. В царской России у театрального актёра было жёсткое амплуа – любовник, злодей, комик, простак - и репертуар: он мог менять труппы и легко встроиться в любую постановку. Как сегодня оперные певцы свободно исполняют партии в других театрах, где схожий репертуар.
Да, бывает, что на гастролях худруку понравился такой-то артист, и он пригласил его в свою труппу. Но тут мотив для актёра может быть только один - деньги. А на сегодня вряд ли в другом провинциальном театре платят больше, чем у нас. Поэтому с финансовой точки зрения можно рассматривать только Москву и Питер. И даже тщеславие тут не при чём.
Кино и немцы
– В вашей карьере были и кинороли. Каждая из них, даже мелкий эпизод, запоминается. Как, например, в «Сестрёнке», где вы играли пленного немца, которого дети закидали камнями...
– Некоторые зрители мне даже посочувствовали… Слава богу, те камни были из поролона (смеётся).
– Всё проще. В регионе, где проводятся съёмки, директор по кастингу отбирает по типажу местных артистов. Для фильма Прошкина «Назад в степь к сарматам» выбрали нас с Григорием Николаевым (актёр Русдрамы. – прим. редакции).
Вообще, надо понимать, что, если актёр не работает в кино, это не значит, что он плох: много замечательных артистов не снимаются просто потому, что не случилось. И наоборот. В любом случае это, простите за каламбур, случай. Я сам не раз размещал свои портфолио на «Мосфильме». Но чтобы активно сниматься, нужно постоянно участвовать в кастингах, а это требует много времени.
Но, возможно, моя кинокарьера ещё впереди, только я об этом пока не знаю (смеётся). Так, в гримерке мы соседствуем с Колей Рихтером, и иногда, придя на работу, он на полном серьёзе спрашивает: «Тебе Спилберг вчера не звонил? Нет? Мне тоже». И продолжаем ждать...
– Как-то была свидетелем: после спектакля, на остановке вас окружили дамы, защёлкали камерами, стали просить фото. Это достаёт?
– Мои поклонницы – дамы интеллигентные, ведут себя корректно. Как и я, они уже не в том возрасте, чтобы эпатировать. Лет 20-25 назад были другие проявления любви. А сегодня просто приветствуют, просят сфотографироваться, благодарят. И это приятно.
Русский драмтеатр Башкирии открывает сезон премьерой «Горе от ума» 
Туймазинский драмтеатр стал лауреатом международного фестиваля в Казахстане 
«Если хочешь быть сильным, будь добрым!». История успеха фотографа из Уфы 
Спектакли Башоперы заявлены на престижные награды 
Спектакль Русдрамтеатра из Уфы признан лучшим на фестивале в Калуге