В августе 2019 года на всю страну прогремела история о самолёте, который совершил аварийную посадку в кукурузном поле под Москвой. За то, что никто не пострадал, экипаж представили к госнаградам.
Мало кто знает, что в августе 1996-го в Анапе произошел почти такой же случай: экипаж «Башкирских авиалиний» сумел посадить самолёт с горящим двигателем. Один из участников тех событий, штурман Салават Хабиров, рассказал «АиФ-Башкортостан», как все происходило.
Пепел от двигателя
Наталья Кузнецова, «АиФ-Башкортостан»: Салават Сафиевич, штурман гражданской авиации – это фактически «мозг корабля». Что привело вас в эту непростую профессию?
Салават Хабиров: Как и многие мальчишки, я мечтал стать пилотом. Но получилось так, что сначала окончил нефтяной техникум, потом институт, даже немного поработал, отслужил в армии. А потом по примеру одноклассников решил всё изменить и реализовать свою мечту: поступил в Кировоградское лётное училище (Украина). Поскольку на тот момент мне было уже 23 года, в лётчики я по возрастному ограничению не проходил, пришлось стать штурманом. Проработал в этой профессии с 1988 по 2010 годы и очень её полюбил – ведь она очень творческая. Потом в компании «Башкирские авиалинии», в которой я работал, самолёт Ту-134 вывели из эксплуатации. Начали закупать Boeing и Airbus с автоматической системой навигации. Тогда по выслуге лет я вышел на пенсию.
– Ваша карьера штурмана, да и жизнь вообще, могла закончиться 23 года назад. Что тогда произошло?
– 23 августа 1996 года мы выполняли рейс из Анапы в Уфу. В составе экипажа было четыре человека: командир корабля Владимир Былда, второй пилот Константин Бузанов, я и бортмеханик Пётр Филиппов. При взлете из аэропорта «Витязево» мы услышали хлопок, я сразу понял, что что-то пошло не так. Потом выяснили, что вдоль взлётной полосы пролетала стая из семи бакланов, и один из них попал в левый двигатель. Буквально за несколько секунд скорость упала с 300 до 260 километров в час. Я понял, что происходит что-то нестандартное. Рекомендовал второму пилоту Бузанову перевести самолёт в горизонтальное положение. Через какое-то время капитан сообщил, что у нас нет одного из двух двигателей. Садиться сразу было некуда: кукурузного поля, как у экипажа, который сажал самолет под «Жуковским», у нас не было. Мы взлетали и сразу летели над морем. Если бы мы ещё потеряли скорость, упали бы в море и утонули.
Выйдя из самолёта, мы увидели вместо нашего двигателя пустую «бочку» – он сгорел полностью.
Постепенно мы набрали высоту и развернулись. Маневрировать было очень сложно из-за недостаточной скорости. Я тогда подумал, что, если сейчас неправильно сделаю расчёты и мы с первого раза не попадём на полосу, уйти на второй круг у нас уже шансов нет. Но с одним двигателем, с перегруженным самолётом капитан ювелирно посадил судно. Весь полёт продолжался 18 минут. Когда заходили на посадку, чувствовался дым от горения. Оказывается, это по ветру несло навстречу рассыпавшийся двигатель. Два кусочка я потом попросил у техника аэропорта себе на память. Можно сказать, это я получил свои «медали».
Даже руку не пожали
– Как вас встретили работники аэропорта и пассажиры? Вы почувствовали себя героями?
– В аэропорту нас встречали аварийные и пожарные службы. Выйдя из самолёта, мы увидели вместо нашего двигателя пустую «бочку» – он сгорел полностью. Во время аварийной ситуации багажное отделение накалилось так, что находящиеся в нём дерматиновые сумки буквально расплавились. Какого-то восторга никто не выражал. Техник только удивился: смотрите, ребята, что от вашего двигателя осталось.
Пассажирам мы вообще ничего не объясняли, нам просто было не до этого. В аэропорту им объявили, что рейс задерживается по техническим причинам. Более того: их начали заселять в гостиницу за деньги. Пассажиры окружили нас, начали задавать вопросы. Кто-то летел с отдыха, и денег на гостиницу не было. Мы объяснили всё как есть, обратились к персоналу аэропорта: только тогда людей заселили бесплатно. Вот так нас встречали.
На следующий день нам выделили машину, мы поехали на море, отдохнули. А затем вылетели в Уфу на другом самолете. Информационные агентства не гудели. На борту, кстати, оказался один журналист, он пытался взять комментарий, но безуспешно. Там был еще какой-то командир лётного отряда, и он буквально грудью встал за то, чтобы никто не выдавал информацию. Да мы и сами не считали, что нужно что-то комментировать. Ведь мы просто выполнили свою работу. Позже в республиканской газете вышла одна-единственная статья о происшествии, в которой достаточно скупо были изложены факты.
– Было страшно вновь лететь после такой аварии, тем более уже на следующий день?
– Да нет. Во время того аварийного взлета были только мысли: сейчас либо справимся с этой ситуацией, либо нет. С жизнью не прощался (смеётся). Это же наша работа, кроме нас её никто не сделал бы. Когда вышли из самолёта, я землю похлопал: «Вот она, родная!». Но страха летать не возникло, потом я проработал ещё сколько лет. Серьёзных аварийных ситуаций после этого случая не припомню.
– Экипаж, который посадил самолёт на кукурузное поле, представили к госнаградам. Вас тогда как-то отметили?
– Вынесли благодарность, внесли запись в трудовую книжку с формулировкой «за мужество и профессионализм». Была какая-то премия, даже не помню сумму, может 50 или 100 рублей. Но это не были какие-то огромные деньги, на которые можно, например, купить машину. Даже не помню, на что потратил. Руководство авиакомпании никаких особых почестей тоже не оказало. Никто нам даже руку не пожал, а потом эти же люди фактически выставили на улицу почти 500 лётчиков, когда закрылась компания.
Вернуть былой статус
– Сожалеете, что компания «Башкирские авиалинии» прекратила существование (была ликвидирована в 2007 году после процедуры банкротства - прим.)?
– Конечно, это очень большая потеря. Огромное количество людей из Башкирии летает в другие регионы, страны. И если раньше можно было купить билет «Башкирских авиалиний» и лететь напрямую, то сейчас, чтобы попасть, например, во Владивосток, нужно сначала взять билет до Москвы, оттуда опять лететь через всю страну. Да и экономика региона потеряла много: своя авиакомпания приносила бы колоссальную прибыль. Ведь мы выполняли очень много рейсов.
Никто нам даже руку не пожал, а потом эти же люди фактически выставили на улицу почти 500 лётчиков, когда закрылась компания.
Я работал в БАЛ с начала 1990-х годов вплоть до самого закрытия компании, и весь процесс банкротства проходил у меня на глазах. Как председатель профкома экипажей самолётов Ту-134, ходил на все заседания в арбитражном суде, встречался с руководством, даже организовывал круглый стол в Госсобрании по этой проблеме. Помню, где-то в течение года людям вообще не платили зарплату, отправляли в отпуск без содержания. Мы выходили на митинги, многие судились и всё-таки получили свои деньги.
– Весь мир запомнил «Башкирские авиалинии» по страшной катастрофе над Боденским озером (в 2002 году в небе над Германией пассажирский самолет авиакомпании БАЛ столкнулся с грузовым самолетом, погибли 140 человек - прим.). Помните, как в авиакомпании переживали эту трагедию?
– Это, конечно, был шок не только для страны, мира, но и для меня лично. Пилотов, которые погибли в том самолёте, я знал лично много лет, ещё с училища. Помню, мне позвонили рано утром, сообщили о катастрофе. Буквально перед их вылетом я встречался с экипажем. Уже сколько лет прошло, но скорбь в душе осталась до сих пор. Кстати, каждый год второго июля в уфимском аэропорту проходят памятные встречи, хотя «Башкирских авиалиний» давно нет.
Воспитал 14 героев. Каким был первый лётчик Башкирии Галей Ишмурзин 
Толкачев наградил лётчиков, посадивших в Уфе самолёт с горящим двигателем 
Памятник французским лётчикам появится в Башкирии