Виктор Домашников – сын знаменитого советского и российского живописца, народного художника СССР Бориса Домашникова. Он пытался не стать художником. Окончил сначала геофак БГУ. Но все пути всё равно привели в мир красок и холста.
18 тысяч за «Игрушку»
Алексей Шушпанов, «АиФ-Башкортостан»: Виктор Борисович, когда вы стали увлекаться живописью?
Виктор Домашников: В три года остался дома один. А у папы тогда мастерской была самая большая комната в квартире. Увидел на мольберте новую картину с нежными лилово-розово-голубыми берёзами. Решил, чего-то не хватает, и провёл кисточкой тёмную полосу посередине. Подкорректировал… и довольный удалился. Папа тогда не стал меня ругать, просто всё исправил.
- Почему тогда сначала поступили на геофак БГУ и только в 28 лет в училище искусств?
- Родители настояли. Профессия, мол, нужна. Надо иметь высшее образование. Отец (Борис Домашников - знаменитый советский и российский живописец, народный художник СССР и почётный гражданин Уфы - Ред.) начинал как художник очень сложно, не на что было жить. Снимал с мамой угол в частном доме на Цыганской поляне. Но уже в университете я серьёзно задумался о живописи. У нас дома постоянно были художники, разговоры о выставках, это затягивает. Ушёл на 161-й завод рисовать лозунги, плакаты. Тогда написал первую профессиональную работу «Игрушки». Она выставлялась, потом её приобрёл музей им. М. В. Нестерова в 1982 г.
- Сколько заплатили?
- 18 тысяч рублей.
- Кучеряво жила наша богема… Кстати, а на что существует современный художник?
- Редко бывает густо, чаще пусто. Сейчас живу на пенсию. Картины реализовываю не так часто, как хотелось бы. Когда через художественные салоны, когда приобретут знакомые или музей. А так все устраиваются, как могут. Многие подрабатывают сторожем или дворником. Я до выхода на заслуженный отдых убирал территорию училища искусств. Умеешь преподавать – идёшь в художественную школу, в училище, в институт. Не можешь контачить с людьми – иди охранником. Даже мой отец, признанный сегодня на мировом уровне, очень долго добивался успеха. Из нашего региона со славянской фамилией сложно было пробиться, это естественно, всегда ценились национальные кадры. То же и среди писателей, музыкантов. А значит, не было масштабных закупок его работ. Вот когда пошла мировая известность, тут уже мастера не задвинешь. И сейчас Борис Фёдорович порой помогает.
- Как?
- Приобретают его работы. В мастерской их около 500.
- Это же национальное достояние. Почему не выставляются на всеобщее обозрение?
- Когда он ушёл от нас в 2003 г., несколько лет шли разговоры об открытии его музея. Потом с шестидесятниками хотели объединить. С работами Александра Бурзянцева, Рашита Нурмухаметова. Но так всё и осело в чиновничьих кабинетах. А картины, сами видите, старые. Некоторые требуют реставрации.
Искусством много не заработаешь. За бесценок не отдашь, за реальную цену немного желающих её приобрести. Не с каждой работой расстанешься, это же память, что-то надо оставить для выставок. Сохранилось много работ отца, потому что он их считал своими детьми. Как их в частную коллекцию отдать? Музеи, организации одно время покупали, так они картины выставляют, в отличие от частников. Часто дарю их. Это же радость, частичку света, души отдать воспитанникам детского дома, например. Им этого так не хватает.
«Придворным живописцем быть не хочу»
- Какая часть творчества художника доходит до широкого зрителя?
- Небольшая. В основном благодаря выставкам. Выбор работ зависит от музея, который готовит экспозицию.
Говорят, я из тех немногих, кто смог передать характер Парижа, ухватить его дух. 54 дня писал по этюду. Итальянец в кафе хотел у меня один из них купить за 200 евро. Я не согласился. Не привык ещё к таким деньгам.
- Какие сюжеты вам близки? В вашем парижском цикле 2007 г. вдруг увидел французский импрессионизм…
- Был период подражания отцу. Портретом занимался, у отца их было мало. Старался меньше писать пейзажей. На святую землю ездил, на Афон. Это стало отражаться в творчестве. Привлекает церковная архитектура, монастыри. А в Париже… Говорят, я из тех немногих, кто смог передать характер этого города, ухватить его дух. 54 дня писал по этюду. Итальянец в кафе хотел у меня один из них купить за 200 евро. Я не согласился. Не привык ещё к таким деньгам. В гостинице знакомый сказал, что надо было продать. Я вернулся, но не нашёл того кафе. А сейчас не жалею. Эта картина - одна из лучших.
- Не было желания стать придворным живописцем?
- Для этого надо сладенько уметь писать. Не нравится мне приторное искусство.
- Наша власть как-то помогает?
- Разве что покупкой картин раз в пять лет. Есть мастерская, но платить за её содержание надо самим. Ещё и уплотнили. Подселили художницу.
Искусство не развивается
- Известность отца мешает или помогает?
- Одно время мешала. Нас сравнивали. В мастерской работали вдвоём. Он бросит взгляд на то, что на мольберте. По его глазам вижу, что плохо. Вдохновения сразу как не бывало. Даже перегородку сделал, чтобы он не видел. С другой стороны, находясь с ним в одной мастерской, насыщаешься его работоспособностью и активностью. Что советские люди привозили из-за границы? Шмотки. А отец вёз пластинки с классической музыкой и художественные альбомы. До сих пор слушаю произведения Георгия Свиридова, Сергея Рахманинова, Альфреда Шнитке и других. Только один раз мама уговорила его купить мне джинсы. А ещё всегда привозил краски в свинцовых тюбиках. Буквально сгибался под их тяжестью. Его запасом пользуюсь до сих пор. Только треть истратил.
Вокруг него жизнь кипела. Это не нынешняя скука. Постоянные живые обсуждения новых картин, творческие командировки. Выставка тут, здесь. Всё это впитывалось.
- Почему сейчас по-другому?
- Тогда государство больше поддерживало творческую интеллигенцию. Всё обрушилось после перестройки. Все закрылись. Люди стали смотреть друг на друга как на конкурентов. Пообещал одному коллеге, что зайду к нему. А он смотрит на тебя и думает, а вдруг ты тему украдешь? И начинается: сегодня занят, завтра не могу. У отца мастерская всегда открыта была. Заходи любой. Делились радостью. Сейчас продал и затаился. Искусство не развивается вширь. Мальчишки после вуза уходят из профессии. Только девочки пытаются батиком заниматься, декоративным искусством. Трудно выживать.
- Местная тематика вас привлекает?
- Есть у меня работы с храмами и мечетями Уфы. Мелькомбинат написал. Ехал мимо, загляделся. Сейчас сам составляю композиции, больше вхожу в тему. Поиск идёт всегда - какую краску положить. Пишу, будто первый раз взял в руки кисть. Главное - передать образ, зародившийся в голове, на холст. А когда всё скомпоновал, как по маслу идёт. Приходит большая радость, что всё получилось. Заинтересовался ли человеком, состоянием природы, удачным сочетанием предметов – всё пытается уловить и отразить на полотне пытливый ум художника.
- Как назвали бы свой стиль?
- Ко мне как-то пришёл давний друг, классик авангардизма Николай Пахомов. Смотрит на мои работы и говорит: «Это концептуализм» (направление в живописи, когда идёт переход к созданию более свободных от материального воплощения художественных идей). Но надо ли зацикливаться на всевозможных «измах»? Важнее, наверное, содержание и смысл произведения.
- Какое место в мировой, российской художественной культуре занимает башкирская живопись?
- Не могу давать оценок, но то, что многие имена наших художников сегодня известны и узнаваемы в России и за рубежом, – это факт.
Как общество романтизирует людей искусства 
«Неприкасаемые» в бизнесе и искусстве 
Помните ли вы авторов известных картин? 
Адмирал русской живописи. Почему Иван Айвазовский выбросил турецкие ордена?