Некоторые новости последних месяцев ужасают: отец убил сыновей, а потом и себя самого, дядя изувечил топором племянника, школьница порезала ножом одноклассниц. О том, стало ли психически больных больше, в чем причина буллинга и подростковых психозов и как правильно относиться к людям с тяжелыми диагнозами, в интервью рассказал завкафедрой психиатрии, наркологии и психотерапии БГМУ, профессор Ильгиз Тимербулатов.
Резервы психики истощены
Наталья Кузнецова, UFA.AIF.RU: Ильгиз Фаритович, действительно ли ситуация по психическим заболеваниям усугубилась или это совпадения?
Ильгиз Тимербулатов: Прирост у нас на самом деле был и остается, но не из-за того, что у нас хуже, чем к примеру, в соседних областях. В других регионах России люди, как правило, обращаются к частным психотерапевтам, которые не подают в госорганы никакую статистику. И официально получается тишь да гладь да Божья благодать. Башкирия – не сумасшедший регион, как иногда пытаются представить СМИ, растет не заболеваемость, а выявляемость. У нас есть государственная психотерапевтическая служба, куда люди обращаются с непсихотическими расстройствами – неврозами, депрессией, тревогами, страхами и т.д. За счет таких состояний и идет прирост.
В пандемию по тревожным расстройствам он составлял около 40%. Первые полгода была тревога – что будет дальше, как жить…, тревога – это мобилизация перед неизвестностью будущего. Потом ситуация усугублялась: у многих кто-то из знакомых или близких умер и наступило истощение. И стали больше преобладать депрессии – увеличение на конец 2020 года было на 20-30%. Потом ковид вроде ослабил позиции, но у значительного числа людей оставил последствия в виде органического поражения головного мозга различной степени выраженности. А тут еще усугубилась политическая обстановка, началась спецоперация. Сейчас обращаются, конечно, матери, жены.
Надо сказать, бывают и такие пациенты, у которых выраженная тревога, хотя у них на фронте никого нет, они чувствуют себя плохо просто из-за новостей, которые узнают по телевизору. И таких людей все больше, то есть идет индуцирование тревогой. Как не вспомнить тут великую фразу героя известного романа Михаила Булгакова: «Не читайте до обеда советских газет».
– А тяжелые психические заболевания? Есть прирост по дебютам?
– Здесь мы по статистике даже ниже среднероссийского показателя на 20-30%. Вместе с тем отмечается некоторый рост декомпенсаций личностных расстройств или психопатий. Такие люди не страдают тяжелыми психическими заболеваниями, но в силу особенностей характера не могут, да и не хотят вести себя согласно определенным правилам и нормам, принятым в обществе, «заводятся с полоборота», конфликтуют, проявляют агрессию к окружающим. В XIX веке, такие состояния называли «моральным помешательством» или распущенностью. То есть такому человеку важен он и его интересы, а все остальные подстроятся, обойдутся. Вот у таких людей срывы отмечаются чаще.
В целом, градус невротического напряжения в обществе очень высок, но это не за счет роста количества «сумасшедших». Последних во все времена при любых обстоятельствах одинаковое количество. Например, по психозам – не более 5%, а шизофрении и того меньше – не более 1%.
По закону стаи
– А если говорить о детских психозах, срывах. После каждой статьи о случае буллинга, читатели пишут одно и то же: дети стали жестокие, они сейчас хуже, чем мы были раньше, это все виноват Интернет. В чем причина таких ЧП, как был недавно в Иглино?
– «Вот были люди в наше время, не то, что нынешнее племя», – писал Михаил Лермонтов (улыбается). Проблема отцов и детей была всегда. И не скажу, что сейчас что-то из ряда вон выходящее…. Подростки вообще априори жестоки, просто в силу недостаточного жизненного опыта, гормоны кипят. Этот возраст – период максимализма, перфекционизма, когда человек считает, что ему море по колено. У них очень много энергии, которую важно направить в правильное русло.
Сейчас многие склонны винить Интернет. Но вспомните Грибоедова, XIX век: «Уж коли зло пресечь: забрать все книги бы да сжечь» (комедия «Горе от ума» - прим.редакции). И сейчас проблема не в информации, а в том, что ребенок в силу своего возраста не умеет ее фильтровать. И задача родителей – научить это делать.
Есть такое понятие «эффективное время»: хотя бы 15 минут в день надо проводить с ребенком. И не просто вместе смотреть телевизор или заниматься домашними делами, пока сын или дочь вокруг вертятся. Эффективное время – это когда вы делаете то, что хочет ребенок. Например, если он предлагает поиграть во что-то, нельзя отмахиваться, как бы вы ни устали. Это очень важно для того, чтобы со временем, когда ребенок вырастет, родитель был авторитетом. Если с ранних лет установлен эмоциональный контакт, есть душевное тепло и привязанность, ребенок в сложной жизненной ситуации все равно расскажет о своих переживаниях родителям. Он не станет в себе держать свою боль, да и не будет, скорее всего, многих психотравм, потому что ребенок с раннего детства будет знать, как и с кем можно и нужно общаться.
Тот же буллинг на пустом месте не рождается: дети чувствуют инакового. Если у кого-то проблемы с общением, социализацией, не говоря уже о физических дефектах, то детский коллектив, будучи абсолютно не толерантным, выталкивает на обочину жизни эту белую ворону. Это закон биосоциальный, инстинктивный. Закон стаи, которая избавляется от того, кто не соответствует усредненной норме.
– Родители, как правило, склонны винить школу. Говорят, что весь день на работе, ребенок – в школе: что, дескать, мы можем? Не хотят признавать собственных ошибок?
– Это действительно во многом лукавство. Потому что лучше, чем родитель, никто не научит. Но школа, безусловно, должна играть свою роль. В советские годы был учебно-воспитательный процесс, но с конца 90-х годов воспитательную функцию официально убрали. И хотя министерство образования и говорит, что ведет эту работу, но на федеральном уровне таких требований нет, поэтому и денег за это учителям не платят.
О школьных психологах и их зарплатах
– А как Вы оцениваете качество подготовки и работы школьных психологов? У нас с начала нулевых действует факультет психологии при БГПУ, сколько специалистов они уже выпустили. А постоянно слышишь, что работают они неэффективно…
– Во-первых, уроки психологии не должны быть формальностью. С детского сада нужно формировать первичные навыки коммуникации, в игровой форме. Далее, уже в школе, взаимоотношения с противоположным полом, первая влюбленность. Но все это, к сожалению, упирается в финансирование. Хороших психологов много, но они не пойдут на работу в школу, потому что частной практикой могут заработать в 10 раз больше – до 200 тыс. рублей в месяц и более, даже в Уфе. Такие деньги в школах никогда платить не будут. Но есть другие механизмы: можно же компенсировать это жильем по госпрограмме с фиксированной стоимостью квадратного метра и льготной ипотекой, частично или полностью погашаемой государством (по типу военной ипотеки и т.д.), а также другими льготами, например, оплачивать путевки на отдых для членов семьи. Если эти и другие «пряники» дадут, кто-то из хороших специалистов туда все равно пойдет.
Также необходимо продумать аналог системе распределения для тех, кто отучился на бюджете, как это было в СССР. Сейчас это называется целевое обучение. И если человек не отработает несколько лет там, откуда у него целевой договор, обязывать его выплачивать стоимость обучения. В медицине, к примеру эта система работает уже несколько лет. Помимо обучения в магистратуре либо специалитете, важна система последипломной подготовки, практика, супервизия, личная терапия, потому что на такой работе люди очень быстро выгорают.
В России пока любая бабка-гадалка может называть себя психологом.— АиФ
– Говорят, что в психологи часто вообще идут люди, стремящиеся решить личные проблемы…
– Таких порядка 40%, и это самая большая проблема. Потому что такой человек ни свои проблемы не решит, ни другим не поможет. И сейчас вообще назрел вопрос о законе о психологической помощи, который определит, кто может называться таким специалистом, какую помощь он может оказывать. Пока же любая бабка-гадалка может называть себя психологом. Эта профессиональная деятельность в России по большей части остается в серой зоне.
Что делать с буйными?
– К вопросу о тяжелых больных: под каждым материалом о ЧП, преступлении, совершенном в помутнении рассудка, читаешь одни и те же комментарии. Большинство людей требуют изолировать таких больных от общества, а то и вовсе ввести смертную казнь. А насколько наши психиатрические больницы сегодня соответствуют современным требованиям и правильно ли вообще держать там людей постоянно?
– Конечно неправильно. Судите сами: республиканская клиническая психиатрическая больница рассчитана чуть более чем на 1000 мест, по республике около 3500 психиатрических коек. А только тяжелых психически больных в регионе порядка 80 тысяч. Но существующей коечной мощности более чем достаточно, ведь больные не должны быть там постоянно, больница – это не тюрьма. Если человек находится под наблюдением, своевременно получает амбулаторное лечение, и у него нет обострений, то ничего страшного в этом нет. Закрывать их, держать в «тюрьме» нет никакого смысла.
Нужно понимать, что психические расстройства – это болезни мозга, которые эффективно лечатся современными препаратами, позволяют добиться очень хорошей ремиссии. Есть такие, что пациенту достаточно одного укола в месяц, и он прекрасно себя чувствует.
Принудительно госпитализируют по действующему законодательству лишь в трех случаях: если человек представляет опасность для себя, для окружающих или он беспомощный, как правило, при деменции. Если он просто «городской сумасшедший», но опасности не представляет, бояться его не стоит.
Психиатрические больницы «открыли двери» еще в конце XVIII века, революцию в этом плане совершил великий французский психиатр Филипп Пинель. А до него таких людей действительно сажали в тюрьму пожизненно – держали их в кандалах, кидали куски мяса, как животным. И до сих пор сохраняется представление о таких медучреждениях как о чем-то, что наводит ужас. Неслучайно, многие из психиатрических больниц стали именами нарицательными: Бедлам, Канатчикова Дача. В Уфе во многом такое же представление о Базилеевке, хотя у нас, без ложной скромности скажу, одна из лучших психиатрических больниц России и в этом огромная заслуга бывшего главного врача, - профессора Рината Гаяновича Валинурова.
– Однако по-прежнему бытует мнение, что из человека, который попадает в такие места, делают «овощ». Какие методы сейчас применяются? Может, есть современные технологии, которые нам пока недоступны?
– Сейчас в основном это фармакотерапия. Мнение о том, что из человека сделают «овощ», действительно бытует. Но современные препараты действуют мягко. Да, если у пациента галлюцинации, он вырывается и бредит, то ему сделают успокоительное, он будет спать. Но когда он проснется, то будет нормальным. Любое лекарство может иметь побочные эффекты, но современные препараты действуют максимально щадяще.
– А они есть – эти препараты? Не исчезли из-за санкций?
– Вы знаете, есть. В основном это, конечно, дженерики. Так было и раньше, потому что закупки проводятся через тендеры, а в них нельзя указывать фирменное название, это ограничение конкуренции. Поэтому пишется международное непатентованное название – и кто дешевле предложит. А дешевле, естественно, будет дженерик, индийский или еще какой-то. Среди них есть такие, которые практически ничем не отличаются от оригинала, есть слабее, но в целом в России дефицита психотропных препаратов нет.
Один на один с бедой
– Допустим, человек заболел, обратился к врачам и получил-таки нужное лечение. Но возвращается он в общество здоровых людей. Как проходит его социализация? Мне кажется, это страшно.
– Есть такие случаи, что кроме ближайших родственников, никто и не знает о недуге человека, потому что современная терапия позволяет очень хорошо скоррегировать ситуацию. Таких людей на самом деле очень много среди нас, и они работают, делают карьеру и абсолютно не доставляют проблем другим.
Но если о заболевании становится известно, то тогда, в ряде случаев, человеку приходится тяжело. К сожалению, менталитет людей таков, что «психов» боятся. Так же, как и врачей, которые работают с такими пациентами. Неспроста же в народе ходит поговорка, что в психиатрии «кто первым надел халат, тот и доктор».
Выписываясь из больницы, человек остается со своей бедой один на один. Реадаптация и ресоциализация в отличие от стационарной помощи, у нас находятся пока в зачаточном состоянии. Сейчас в разных странах мира появился тренд, что для таких больных формируют «комунны», приставляют к ним социального работника: дают им коттеджи, где они могут жить, возвращаться постепенно в обычную жизнь или же оставаться там «в своем мире», не нуждаясь ни в чем. Больных с более легкими диагнозами заселяют в предоставляемые муниципалитетом квартиры, где им регулярно помогает соцработник, с ними работает также психолог-психотерапевт, специалист по абилитации и т.д.
– А у нас справка от психиатра – это же фактически волчий билет?
– Вообще, Россия – практически единственная страна в мире, где действует система учета психиатрических больных. За рубежом человек, может, например, водить машину вне периодов обострений, но обязан каждый месяц приходить к врачу, получать лечение. У нас же если ты даже один раз лежал с психиатрическим диагнозом в больнице и даже если в выписке указано, что человек в наблюдении у психиатра не нуждается, для него закрыты практически все двери.
А, например, в Австрии, наоборот, не берут человека на госслужбу, если он не наблюдается у психоаналитика. Потому что считается, что нет человека без проблем, а если кто-то не ходит к психотерапевту и не прорабатывает свои проблемы, то его на ответственную должность лучше не брать. Поэтому я считаю, что настало время пересмотреть наше законодательство по психиатрическому учету, как это, к примеру, уже делается во многих странах СНГ. Конечно, я не призываю полностью отменить учет, но внести поправки считаю необходимым. В этом плане я сторонник золотой середины.
Никто не застрахован
– Человек ведь все помнит, что происходило в период помутнения рассудка? Что он переживает, когда наступает ремиссия?
– Все зависит от диагноза. Если, например, это биполярное расстройство, то вне обострения человек абсолютно здоров. Это заболевание никак не способствует ни снижению интеллекта, ни эмоциональному уплощению. Но в периоды расстройства это, конечно, очень тяжело. И в этой связи необходима популяризация через известных личностей. Например, британский ведущий Стивен Фрай снялся в фильме «Безумная депрессия», в котором рассказывал, что у него с детства биполярка. Он поделился, что переживал состояния невероятного подъема, когда ему хотелось всех любить, а потом наступала депрессия. И как он со всем этим справлялся, кто ему помогал.
Та же шизофрения – тоже не приговор. Это как рак, у которого есть как излечимые, так и неизлечимые формы. А у 20% больных приступ бывает всего один раз в жизни. Или вспомните, например, фильм «Игры разума». Он основан на реальных событиях. Математик Джон Нэш действительно страдал параноидной шизофренией, но потом он начал принимать препараты, и все у него нормализовалось. Болезнь не помешала ему стать великим ученым.
Возьмите IT-шников: у них часто встречаются либо расстройства аутистического спектра, либо даже более тяжелые заболевания. Но многие из таких людей очень умны и талантливы. Гениальность и психические расстройства всегда идут очень близко. И нужно об этом говорить, снимать фильмы со светлым концом: объяснять, что болезни психики – не конец света, это все лечится. Да, такие больные должны принимать препараты постоянно, но ведь больной диабетом всю жизнь принимает инсулин, гипертоник – лекарства от давления. Психические болезни – это никакая не одержимость, и относиться к таким людям нужно гуманно.
Ошибочно думать, что вас лично это не коснется. Вы все равно не знаете генетику своего рода во всех поколениях.— «АиФ»
– Не думаю, что с вами смогут согласиться те, кто потерял родных из-за таких больных. Вспомнить хотя бы женщину из Стерлитамака, у которой соседка по палате в роддоме выбросила ребенка в окно…
– Это, безусловно, огромная личная трагедия. Но даже когда происходит такое, мы не можем вершить самосуд, требовать «закрывать» всех больных, и уж тем более идти на поводу у людей, настаивающих на введении для них смертной казни. Вспомните фашистскую Германию: тогда всех психически больных просто уничтожили для «чистоты нации». Но родились новые, и к 1958 году число таких больных вернулось на довоенный период, то есть произошли новые мутации. Или Спарта – уничтожали всех больных, хромых, косых и т.д. Зато там не было ни одного гениального художника, скульптора, изобретателя. Гениальность и безумие всегда идут рядом, нередко это две стороны одной медали.
Сколько раз мне приходилось слышать: «зачем нужна эта ваша психотерапевтическая служба», «зачем вы спасаете “психов”, самоубийц», «это все равно не полноценные люди». И представьте, через некоторое время именно родным или знакомым этих людей вдруг требовалась наша помощь. Ошибочно думать, что вас лично это не коснется. Вы все равно не знаете генетику своего рода во всех поколениях. А гуманность – это то, что делает нас всех Людьми.