Столицу Башкирии впервые посетил известный российский писатель, ученый-медиевист Евгений Водолазкин. В уфимском центре «Артерия» автор бестселлеров «Лавр» и «Авиатор» провел трехчасовую встречу с читателями, в ходе которой рассказал об экранизации своих книг, зачитал отрывок из нового романа с рабочим названием «Майор и его душа». А также ответил на многочисленные вопросы поклонников его творчества. Почему он считает, что Россия — европейская страна, и можно ли уйти от своих корней? Каковы истинные причины революций и чему современному человеку следует учиться у авторов Средневековья? Нужны ли «профессиональные патриоты» и можно ли построить светлое будущее волевым усилием?
«В фильме «Авиатор» отошли от сюжета, но получилось хорошо»
В ноябре 2025 года в российский прокат выходит фильм «Авиатор» режиссера Егора Кончаловского, снятый по одноименному роману Евгения Водолазкина. Писатель рассказал, что авторы киноработы достаточно сильно отошли от сюжета книги, но результат ему все равно понравился. Всего было подготовлено 5 сценариев, и только последний, написанный ныне покойным Юрием Арабовым, с некоторыми доработками лег в основу картины. Сам Евгений Германович тоже был инициатором некоторых изменений.
«Язык кино и язык литературы — совершенно разные вещи, — пояснил он на встрече с читателями. — Литература может себе позволить рассуждение минут на 20-25, а кино похоже на искусство действия, асtion. И поэтому кое-что пришлось заменить, чтобы придать фильму драйва. Очень усилена тема любви. И надо сказать, снимали это все со вкусом, играли со вкусом. И, может быть поэтому, это все хорошо шло.
Съемки были короткие — летние и зимние, в общей сложности год с небольшим. Но зато готовились достаточно тщательно. Егор Кончаловский устроил настоящий экзамен для всех актеров. Приглашались люди, которые уже забыли, что такое кастинг, и входят в кинопавильон достаточно уверенно. Единственным, кто был избавлен от кастинга, стал Константин Хабенский, потому что с ним договорились еще до сценария. В фильме у него роль Доктора Гейгера, несколько служебная по отношению к главному герою Иноккентию Платонову (Александр Горбатов). Но когда Костя стал играть, он несколько иначе выстроил роль, и получилось очень хорошо. У него чрезвычайно развито режиссерское начало».
«Кустурица может сделать так, как мне и в голове не приходило»
Роман «Лавр», который по праву занимает центральное место в творчестве писателя, тоже должен быть экранизирован. Он уже лег в основу нескольких театральных постановок, а о намерении снять фильм еще несколько лет назад заявил знаменитый сербский режиссер Эмир Кустурица. Его стиль, правда, иногда характеризуют как «балканское барокко», а роман «Лавр» достаточно аскетичен. Но, по словам Евгения Водолазкина, его это не смущает.
«Я же в общем-то рядом, и мы с Эмиром не первый день знакомы, — улыбнулся писатель, отвечая на вопрос, не боится ли он, что Кустурица представит произведение совсем иначе. — Пока он думает над формой. Поскольку он человек талантливый, то что бы он ни делал, это будет лучше, чем когда человек неталантливый делает все правильно. Искусство вообще держится на том, что кто-то делает так, как раньше не делали. Если я увижу, что это так, то я готов на многие вещи. Я вообще автор не капризный. Сценарий я до некоторой степени написал, ограничил материал, который можно использовать. Потому что роман экранизировать один к одному невозможно. Хотя у него есть идея с сериалом, но у меня она не вызывает большого энтузиазма. Однако здесь не может быть априорных суждений. Особенно в отношении такого выдающегося режиссера, как Эмир Кустурица. Потому что он может придумать то, что мне даже в голову не приходило. И это может быть хорошо».
«На Средневековье повесили всех собак, но надо видеть и хорошее»
Осмысление истории сквозь призму отдельной личности – одна из ключевых тем всех книг писателя. В том числе потому, что иначе ее, по мнению Евгения Водолазкина, понять практически невозможно.
«История, в отличие от меня, дама капризная, и действует так, как хочет, — рассуждает он. — Она имеет много составляющих, много «войн». И они, конечно, никогда не могут быть просчитаны никем, кроме Бога. Современный взгляд на историю – горизонтальный, на соседа со своей колокольни, из своего окна. В то время как, например, средневековая история, не только русская, а любая вообще, это взгляд «сверху», абсолютная ориентация на справедливость. Летописец писал так, как было, ничего не изменяя, не замалчивая то, что было нехорошо. Потому что за основу бралась нравственность. И это то, чему, на мой взгляд, стоит поучиться у средневековых авторов. Потому что тогда у человека была ответственность перед Богом.
На Западе, например, были сборники, которые назывались exempla (примеры). Но исторические события описывались не в хронологическом порядке, а, например, в тематическом. И вот это, мне кажется, очень хорошей чертой Средневековья — искать нравственную основу. И надо помнить, что субъектом нравственности может быть только отдельный человек. Я абсолютно не хочу выглядеть защитником Средневековья, хотя на него повесили всех собак. Были и тогда свои проблемы, но мне кажется, что надо видеть и хорошую сторону».
«Почему в одной ситуации революции происходят, а в другой нет?»
Свой взгляд у Евгений Водолазкина и на то, почему периодически случаются революции. В истории важны не столько события, сколько ритм, считает он. Именно поэтому при одинаковом наборе факторов в одном случае перевороты происходят, а в другом нет.
«Допустим, вот говорят, что в 1917 году было обнищание народа, и поэтому произошла революция, — привел пример Евгений Германович. — Да, это всё было. Но было в России в десять раз хуже, и никаких революций не было. Почему так? Мне кажется, никто не ответил на этот вопрос лучше библейского царя Соломона. Он говорит: "Время разбрасывать камни, и время собирать камни", "Время обнимать, и время выпустить из объятий". (Книга Екклесиаста, Ветхий Завет – Ред.) Ведь камни разбрасывают не потому, что они плохие, а собирают не потому, хорошие. Просто срок пришел, говорит Соломон. Это маятник, и если бы он был чуть ближе, то уже камни бы не собирали, а разбрасывали. Мне кажется, надо искать правильное соотношение движений этого маятника».
«Россия — страна европейская, и давайте на этом закончим»
Евгений Водолазкин часто говорит, что ему нравится предреволюционная Россия, потому что тогда был «хороший синтез русского и европейского». Современный период, когда страна вынужденно отвернулась от Европы, он оценивает, как временный этап, который придется переждать. Однако и в повороте на Восток видит свои плюсы.
«Дмитрий Сергеевич Лихачёв, и я абсолютно с ним согласен, говорил о том, что Россия — это европейская страна, — подчеркнул Евгений Водолазкин. — С этого надо начать, и этим, пожалуй, закончить. Россия сама по себе уникальна, у нас разные народы, и это благотворное, конструктивное влияние друг на друга особенно чувствуешь, находясь в Уфе.
Но при этом Русь была европейской, когда она принимала христианство, пришла европейская культура византийского розлива. И когда Русь переориентировалась на Запад, это была другая верфь, но тоже европейской культуры. Сейчас мы видим, что с обеих сторон отношения очень плохие. И это печально, потому что, казалось бы, на уровне людей все было нормально: мы ездили на Запад, и очень хорошо ладили. Я сам много выступал и показывал, что мы очень близки. Сейчас это все ушло. В этом есть и свои неплохие стороны. Я, например, впервые побывал в Китае. И открыл для себя то, что, в общем, было закрыто Европой. Наши взгляды обращались к Европе, и больше мы ничего не видели, кроме Тайланда, где купались.
Что бы ни происходило, корни остаются корнями.— АиФ
Хорошо, что мы открыли эти восточные земли, где, кстати, появилась и хорошая литература. Но, что бы ни происходило, корни остаются корнями, они не перемещаются никуда. Когда Лихачёв говорил о европейскости, он вспоминал знаменитую речь Достоевского о Пушкине. Он говорил, что Пушкин настоящий европеец, когда он пишет об испанцах, он испанец и так далее.
И Лихачёв подчеркивал: открытость — это европейская черта. Меня удивляет, что эту черту мы сейчас не видим сколько-нибудь выраженной. Постоянные запреты на въезд, и многие другие вещи — это так странно. Я думаю, что мы переживем эту ситуацию, и европейское снова снанет, наверное, доминирующим, как это было и раньше, но теперь в нашей памяти появятся новые страны, наша география расширилась за счет Ближнего Востока, Дальнего Востока. И если пытаться видеть какой-то смысл в исторических событиях, то вот то, что мы немножко повернулись в другую сторону и заметили других наших соседей, это, безусловно, польза».
«Нет ничего хуже профессиональных патриотов»
Говоря о тренде на патриотизм, который набирает обороты в России, Евгений Водолазкин также вспомнил слова академика Лихачёва, под началом которого работал много лет.
«Он нашел очень хорошую форму, разделяя патриотизм и национализм, — сказал писатель. — Говорил, что патриотизм — это любовь к своему народу. А национализм — это ненависть к другим. И этим всё сказано. Патриотизм — это хорошее чувство, но оно естественное. Ты же любишь свою мать, своих братьев, и это естественно, ты не выходишь говорить об этом на улицу.
Нет ничего хуже профессиональных патриотов. Это люди, у которых никакого настоящего чувства нет, по крайней мере по моим наблюдениям. Я знаю людей, которые очень любят свою Родину, и очень много для нее делают, но не треплются об этом. Знаете, я еще в советское время начал ходить в церковь, тайно. И эта привычка осталась до сих пор. Но я же не буду говорить, что я так это люблю.
Когда начинается демонстрация патриотизма, это уже что-то другое, к настоящему патриотизму не имеет отношения. А вообще, это какое-то немножко чужое слово. Я не против иностранной лексики, но патриотизм — слово какое-то слишком торжественное. Сказать «люблю» - наверное, правильнее. У слова «любовь» много разных значений, и все они светлые».
«Общество не изменить волевым путем»
«Индивидуализм — это плохо, убежден Евгений Водолазкин. — Язык так устроен, чуть сместишь — и слово приобретает совсем другое значение. Поэтому я, кстати говоря, даже употребляю чаще не индивидуальность, а персонализм. Раньше мне казалось, что я придумал христианский персонализм. То, чего я придерживаюсь. А потом я нашел, что об этом писал архиепископ Кентерберийский Роуэн Уильямс.
Что здесь важно: общество не забыто для меня. Но общество действует не так, что кто-то начинает вести народы. Он должен себе говорить, что он сам должен делать. И если хотя бы небольшая часть общества будет так себя вести, если она не будет доносить, не будет делать так, как не должно, то это примет общественный характер, и это будет изменением.
Когда же общество пытаются изменить волевым усилием, сделать сразу всех членами светлого будущего, как было при Ленине, Сталине, то ничего хорошего не получается. Пушкин сказал, что он предпочитает изменения общества к лучшему, когда они происходят естественным, эволюционным, путем — через просвещение и улучшение нравов. А это и есть персональный путь».
Подписывайтесь на АиФ в  MAX
|
Олегу Рою присвоили звание народного писателя Башкирии 
В центре Уфы появился Довлатовcкий переулок 
Известный писатель из Уфы стал тройным обладателем «ТЭФФИ»