Отец Сергий (Бакланов) всю жизнь спасал людей. Работал врачом скорой помощи, затем в МЧС. А души он спасает уже почти 30 лет – с тех пор как стал служить Богу. Последние несколько лет Сергей Бакланов взял на себя наиболее сложную миссию – он окормляет тяжелобольных взрослых и детей. Словом помогает пережить болезнь, а нередко – прожить последние дни.
Как принять болезнь и начать бороться с ней? Как найти в себе силы помогать и переживать потери? И что двигало людьми, которые выгоняли из дома мам с онкбольными детьми в Москве? Сергей Бакланов поделился своими мыслями и наблюдениями в интервью UFA.AIF.RU.
«Ну и что, я буду жить!»
Айгуль Нургалеева, UFA.AIF.RU: Отец Сергий, человеку поставили тяжелый диагноз. Как ему жить дальше?
По опыту работы в детской и взрослой онкологии знаю, что человека, находящегося даже в самых агрессивных стадиях приятия (первая и вторая), можно с любовью взять за руку и провести из первой-второй в пятую. И тогда он примет это: «Да, у меня есть болезнь, ну и что, но я буду жить». Вот с этого момента уже возможно ему помогать - и врачам, и всем остальным. Когда человек принимает диагноз и не унывает от этого, все методы лечения становятся на порядок эффективнее. И шансы победить болезнь многократно возрастают. Но на этой стадии у нас не предусмотрено ничьё участие. Психологов с дипломами много, но народ не склонен к такой помощи. Думаю, батюшкам и сестрам милосердия надо в этом участвовать и помогать. Даже находясь в это время в ступоре, больной подсознательно очень ждёт помощи. Он способен прислушиваться к каждому.
- Если нет рядом специалистов, как близкие могут помочь?
- Когда я служил врачом-спасателем, Бог свел меня с больной и отчаявшейся девушкой. Она пыталась разговаривать и с мамой, и с подругами, но получала дежурный ответ: «Да ты это в голову не бери! Брось ты это! Забудь и всё!» Невозможно так человеку помочь. Надо выслушать, дать высказаться. Многие поучения Господь наш Иисус Христос заканчивает словами: «Имеющий уши слышать, да слышит!» Многие воспринимают это как присказку. Нет, это ключ. Значит, воспримет. Чтобы в сердце вошло, не только в уши. Если никто не слышит, не понимает, уныние приводит к суицидальным мыслям. И случается страшное.
- Как вы считаете, паллиативка, хоспис – это изоляция от общества умирающих людей?
- На Западе именно так и происходит. Но у нас другой менталитет. Можно помочь не только принять диагноз, но и свое отношение к болезни очень сильно изменить. Мы часто об этом говорим с супругой Ириной, она раньше не понимала, как люди, взглянувшие в глаза смерти, могут благодарить Бога за болезнь? И как они это делают - с горящими глазами! И у нас в паллиативном отделении республиканского онкодиспансера это норма. В этом году одна женщина, которая впервые сюда попала, всё обошла, подошла к сестре милосердия и спросила: «У вас тут так хорошо, потому что уже «всё?»
14-15 декабря я побывал в Москве на конференции о служении церкви в больницах, где как раз обсуждали эти вопросы. Раньше паллиативную помощь понимали как заботу об умирающих, доживающих, непременно связанную с онкологией. Теперь понимают, что она связана с широким кругом заболеваний, которые не лечатся, но люди с ними живут.
Вернуть улыбку
- Расскажите о вашем опыте работы с тяжелобольными детьми. Тут ведь совсем другие моральные силы нужны.
- Несколько лет назад в онкоотделении детской республиканской больницы накануне Нового года дети писали письма Деду Морозу. Кто-то заметил, что один девятилетний мальчик не пишет. Спросили, а он отмахнулся, мол, я большой уже, не верю. Тогда ему предложили написать письмо Богу. И он это сделал. Письмо отправили в епархию, а там – обратились ко мне, прийти и пообщаться с ним и другими детьми. На встрече собрались многие. У них на лицах застыли боль, ропот, обида на Бога. В общем, с благословения митрополита Уфимского и Стерлитамакского Никона решил, что остаюсь с ними, чтобы попытаться вернуть им улыбку. Сейчас у меня не получается регулярно там бывать. Служит отец Павел, настоятель Николо-вокзального храма.
Ребёнок переносит удивительно мудро всё. Болеет он, а страдают человек 10-15 вокруг. Болезнь ребенка деморализует родителей, и помочь им очень трудно без Бога. Помню, пригласили в палату с маленьким мальчиком. Причастил его. Дитя ровным слоем по постельке было размазано. Увидев убитые горем лица его родителей, объяснил им, как выражение их лиц, глаз влияет на ребенка. Когда-то пуповину перерезали, и ребенок стал самостоятельный. Но перерезали физиологическую, а виртуальная останется на всю жизнь!
Когда в процессе нашего разговора у мамочки появилась улыбка и блеснули глаза, я сказал: застыньте так, вот такие глаза и лицо должны быть, если мы хотим помочь близкому. Они это приняли! Когда я пришел через неделю, мальчик с улыбкой бегал и катал капельницу по коридору. Только она и указывала на его болезнь. Мальчик вырос, пошёл в школу, скоро подростком будет.
- Скажите, как вы сами переживаете потери? Кто вам помогает?
- В храме, где я служу, есть уголок с фотографиями тех детей, которые ушли. Молюсь за их души. Почти пять лет назад мы потеряли Поленьку. Я стал ее крестным, когда она уже в больнице лежала с тяжелым диагнозом. Полина – поразительно светлый человечек. За три года, что с ней общался, я видел, как она росла духовно, словно шла по лестнице прямиком наверх, на небо. Ей самой было тяжело очень, но она всегда пеклась о других: бывало, мне на ушко шепнёт, что в такой-то палате кто-то плачет, просила сходить туда. И сама в лепешку расшибётся, но развеселит подружек по отделению. Я ей как-то говорю: «Тебе же самой тяжело, а ты другим помогаешь?» А она губки надула: «Отец Сергий, а разве можно по-другому?»
И обо мне пеклась. «Вы должны следить за своим здоровьем, за физической формой, вы нам нужны крепкий и бодрый», - говорила она. Я ей обещал, но так всерьёз и не занялся.
Я считаю себя сильным человеком, но когда она ушла, я проплакал неделю. Чем «тяжелее» человек, тем ближе к нему привязываешься. Когда теряешь – это очень больно. А как по-другому - мне никто не подсказал.
- Многие бы, наверное, хотели помочь, но не у всех хватит душевных сил.
- На самом деле, у волонтёрства много проявлений. Можно быть донором, доставлять продукты и лекарства, устроить праздник. Например, к Рождеству ребята из Воскресной школы Пантелеймоновского храма привезут в больницу поделки, письма с пожеланиями от незнакомых людей, адресованные конкретным больным (как письмо бойцу на фронт во время войны). Это поднимает дух.
Одна женщина, работающая визажистом, четыре года назад предложила устроить в паллиативке День красоты. Ничего подобного раньше не было. Сначала две женщины согласились участвовать. Визажист подправила им брови, подчеркнула глаза и губы, убрала синяки и желтизну. Посмотрели: обалдеть! В результате 17 женщин захотели так преобразиться. Я переживал, не повредит ли. Но через два дня завотделением с удивлением рассказала, что анализы улучшились. Причём, не только у женщин, которым навели красоту, но и у мужчин, которые на это смотрели. Два года мы активно проводили такие дни. Потом инициатива приутихла.
Вера Дергач учит делать поделки. Концерты устраивает бардовский клуб «Белый ворон», семейный дуэт «Акварель». Фотохудожник Светлана Комкова работы развесила на стенах палат и коридоров.
«Своих проблем хватает!»
- В ноябре на всю страну прогремела некрасивая история - жильцы московской многоэтажки пытались выселить из квартиры мам с онкобольными детьми, проходящими реабилитацию. Как вы думаете, что движет такими людьми?
- С одной стороны, эти люди лукавили, говоря, что можно заразиться от больных соседей. Прекрасно знают, что нет. Другое дело - это защитная реакция. Когда в Уфе начали обсуждать строительство центра паллиативной помощи, кто-то стал возражать: «Вы что, с ума сошли: «Дом смерти» посредине города?» Сейчас, слава Богу, всё решено.
В Уфе живут две семьи, где маленькие дети на искусственной вентиляции легких дома. Они уже никогда не выздоровеют, сами дышать, глотать не будут. Кто-то говорит: разве это жизнь? Пока человек жив, это всегда жизнь. Эти дети меня слышат, отвечают глазами. Одна семья (очень сильные люди!) даже гуляет с ребенком во дворе, с тяжёлым аппаратом на аккумуляторе. Во дворе три дома, все о них знают. Увидят, хмурятся, отворачиваются. С тебя денег не попросили, неужели так трудно улыбнуться? Ведь родителям важна поддержка. Подмигнуть, мол, всё будет хорошо, улыбнуться. Мелочь, но это очень важно. Так же, как в ситуации в Москве, большинство людей не хотят касаться чужих страданий: «У меня своих проблем хватает!»
Но такое равнодушие и презрение - основа для будущего тяжелого состояния. Когда случится болезнь или сложная ситуация, человеку захочется, чтобы его подбодрили, помогли. Но совесть скажет: а ведь ты был безразличен к чужой беде. Тогда он падает духом, впадает в депрессию.
Корни этого явления идут из Советского Союза - дистанцирование от чужого страдания. Как это было на Олимпиаде-80, например, когда всех инвалидов увезли за 101-й километр.
А молодежь сейчас прекрасная. К волонтёрству очень многие приходят сами и начинают этим жить.
- Меня это никогда интересовать не будет. Пять лет назад возвращались с матушкой со Святой земли на самолете. Вдруг женщина 40 лет стала задыхаться, упала в проходе между креслами. И передо мной не встал вопрос: вдруг она против помощи. Она не дышала. Я сказал стюардессам, пытавшимся нащупать пульс на руке: «Извините, я врач». Нагнулся, сердце бьется всё реже и реже, зрачки расширяются. Через пять минут сердце остановилось. Стал «качать» – минут 15. И когда она застонала, меня это очень обрадовало. Я по образованию врач-реаниматолог, откачивал очень много людей. Но это только третий человек, который вернулся. Счастье-то какое! Я поднял глаза – а половина самолёта были паломники – все они, побывавшие на Святой земле на Благовещение, причастившиеся, стоят и молятся, у всех горят глаза. И понял: вот что помогло – соборная молитва! Остальная половина – простые пассажиры. У большинства были гаджеты. Но ни один из них не снимал этот момент. Это меня так порадовало. Я очень не люблю, когда что-то случится, и люди снимают. Может, кому-то надо помочь! Сначала помогите.