По признанию Сергея Данилина, последние годы его работы в вузе оставили тягостное впечатление от того, что происходит в гуманитарной сфере. Бывший старший преподаватель БашГУ, а ныне школьный учитель литературы поделился мыслями о деградации высшего образования, несовершенстве системы ЕГЭ и своих учителях.
«Болонский принцип» не работает
Дмитрий Саламатин, «АиФ-Башкортостан»: Что заставило вас уйти из университета?
Сергей Данилин: Это решение не одного дня. С 1993 года происходит постепенное сокращение аудиторных часов и, соответственно, преподавателей. Насколько я информирован, в 2014 году принята так называемая «дорожная карта», согласно которой к 2018 году планировалось сократить преподавательский состав почти на 45%. Объясняется это тем, что в наших вузах на одного преподавателя приходится 7-8 студентов, в то время как в европейских вузах - 12 человек. Всё это мотивировалось прогрессом в системе образования, так называемой «оптимизацией», но, как показала практика, все эти изменения привели только к сокращениям: уменьшаются часы, количество аудиторных занятий, увеличиваются внеаудиторные часы - самостоятельная работа студента. Такая вот «болонская система».
- Конечно, если он заинтересован в получении образования, не всё так плохо. Учащемуся хватало бы заданного направления, если преподаватель даст определённый курс: что читать, над чем работать - как это делается на Западе, на который мы ориентируемся. Но мы вынимаем эту систему из западного контекста и пытаемся приживить её к нашим реалиям в образовании. Сам «болонский принцип» в России не работает. Наш студент всё ещё живёт в системе совершенно иных ценностей, чем западный. В 17-18 лет он ещё не знает, что ему надо, кроме того, что нужно получить диплом, чтобы потом устроиться на работу. Причём со временем он начинает понимать, что от его оценок и знаний в будущем ничего не зависит. Если есть связи, тебя пристроят. В получении образования учащийся не заинтересован.
Литература в школе не нужна
- Может, лучше учиться заочно и пробовать себя в профессии, чем четыре года тратить деньги и время?
- По большому счёту – да. Современные очники напоминают мне заочников образца 1993 года, когда я начинал работать в БашГУ. У них 6-8 часов лекций, 10-12 часов практических занятий, а в остальное время они предоставлены сами себе, занимаются самостоятельно. Конечно, внедряются новые дисциплины, технологии, но основа осталась постсоветской, и кардинальных преобразований не видно, разве что в худшую сторону. Часов меньше, занятий меньше и преподаватель по большому счёту не нужен. Например, у нас на кафедре из пяти преподавателей литературы осталось два. Полной ставки никому не хватало, и я решил не «толкаться локтями». Пришел к выводу, что уже ничего не сделаешь. Система против тебя.
- После вашего ухода из университета вас как-то поддержали?
- После увольнения преподаватель отправляется в свободное плавание, университет ему ничего не должен и не гарантирует. Пришлось некоторое время побыть безработным. Затем писал книгу, что-то пытался найти в интернете. В конце концов, нашёл работу преподавателем литературы в гимназии. Здесь тоже не без проблем, но, по крайней мере, есть реальная работа с учениками, время для анализа отдельных произведений, и мне интересно этим заниматься. То, что сокращается в вузе - конкретная работа со студентом, пока ещё сохраняется в лицеях и гимназиях.
Учился у мэтров
- Вы в силах изменить систему преподавания? Ведь для успешной сдачи ЕГЭ старшим школьникам, по сути, нужно заложить шаблонные знания?
- ЕГЭ по литературе сдают единицы, в школе по большому счёту она никому не нужна. Для ЕГЭ по русскому языку из стандартного курса литературы остаются полезные элементы сочинения, обязательным является выпускное сочинение, которое пишут в декабре. В целом натаскивание на определённые шаблоны к литературе не имеет отношения. В том, что экзамен по литературе мало кто сдаёт, я вижу определённую свободу. А тем, кому надо сдавать ЕГЭ по литературе, придется нарабатывать требуемые ЕГЭ штампы, ибо от этого в какой-то мере зависит судьба этих учеников.
- Изучают ли современную литературу в вузах и школах? В чём отличие программ?
- Большой разницы нет - и там, и там изучают постмодернизм и постреализм. А в продвинутых школьных учебниках есть не только Бродский, Пригов, Пелевин, но и Кибиров, Гандлевский, Жданов, Ерёменко, Парщиков.
- О ком из ваших преподавателей БашГУ остались самые сильные впечатления?
- Это, конечно же, Лев Григорьевич Бараг - серьёзнейший исследователь фольклора, «полевик», ведущий специалист по восточнославянской сказке. О нём ходили анекдоты, это была культовая личность, это был классический «безумный» профессор - воплощение чуть ли не дореволюционного образа. Он был знаменитостью мирового масштаба, вёл научную переписку с учеными 30 стран. Когда Лев Григорьевич заходил в университет и начинал говорить, все понимали: Бараг пришёл. Когда проводил лекции, горел и зажигал этим студентов.
Здесь же нужно назвать и Ромэна Гафановича Назирова. Это воплощение ученого-интеллектуала, его эрудиция вызывала искреннее восхищение. Он развивал в студентах как художественный вкус, так и способность к аналитической работе. Его артистизм как лектора и глубина постижения произведений искусства до сих пор в памяти всех, кому довелось у него учиться.
На воде обретаешь себя
- Ваше хобби – водные сплавы. Откуда это пошло?
- Сплавами я занялся случайно. Сначала это был отдых на лодочке по спокойной реке летом, очень популярный у нас в республике. Затем в 2005 году решили сходить с другом и коллегой Азаматом Галлямовым по весенней воде. Вместо того чтобы пойти по реке Большой Инзер, мы решили «сократить» пеший маршрут и пошли на лодке по реке Сюрюнзяк, так как она по карте впадает в Большой Инзер. Но не тут-то было. Оказалось, по этой реке давно никто не ходит, она вся разбита бобрами на завалы и разбои. Мы впервые попали там в сложную ситуацию и натерпелись… Сейчас это вспоминается со смехом, но тогда было не смешно. В конце концов мы перевернулись возле деревни Ишля, кое-как вышли на берег, отогрелись. Местный житель помог нам добраться до Большого Инзера, где мы и продолжили сплав.Более серьезно категорийными сплавами я занялся после весеннего похода на речку Зилим в 2007 году, где мы попали на большую воду и где многие терпели крушение – лодки переворачивались, по реке плыли рюкзаки…
- Не приходилось быть свидетелем трагических случаев?
- Слава Богу, обошлось без этого, но я видел, как люди выручают друг друга. Это понравилось, зацепило. Мы попали в завал - нам помогали, потом мы. Кто-то потерял вещи - делились друг с другом. Позже я побывал на реках Бурятии, Тувы, Алтая, Кольского полуострова, но ощущение туристического братства сохраняется в памяти ярчайшим моментом. Что касается нападения на туристов, криминал на воде – это страшно. Получается, ты шёл получить положительные эмоции, а тебя не стало. Но в Башкирии не припомню агрессивного отношения со стороны местных жителей. Тем не менее к сплаву, особенно по бурной воде, нужно относиться очень серьезно, в первую очередь заботиться о безопасности группы - психологически, физически, технически. Человек в походе ищет себя, обретает свой внутренний стержень. В городе он прячется под масками, социальными ролями, а в походе он просто человек.